Оригинал взят у kondratio

К концу 1990-х в России существовала сила, чьё влияние превосходило влияние всех политических партий и групп вместе взятых.

Это — методологи (игротехники), философско-управленческое течение, придуманное ещё в начале 1950-х философами Александром Зиновьевым, Георгием Щедровицким и Мерабом Мамардашвили.

К концу 1960-х главным авторитетом этой группы стал Щедровицкий.

Не буду пересказывать здесь идейные установки этой группы, о них можно нагуглить. Скажу лишь, что в советское время методологи были единственной легальной внесистемной силой, что ко времени перестройки позволило им иметь в своих рядах десятки тысяч адептов. Практически все действующие силы реформаторских либеральных сил были родом из этой секты/ложи/кружка.

Их влияние сохранилось и до наших дней: к примеру, представителями методологов являются Вячеслав Сурков и Елена Мизулина. Ну и — Сергей Кириенко, который при Росатоме создал «мозговой центр» методологов (его в ранег вице-президента Росатома возглавляет сын Георгия Щедровицкого, Пётр Щедровицкий). Ещё один такой «мозговой центр» функционирует при ВШЭ — «Форсайт-центр».

Кириенко назначает Путина главой ФСБ, 1998 год

Чтобы понять, что из себя представляет идеология методологов (игротехников), почитаем воспоминания одного из их участников, представителя «Школы эффективных лидеров» Валерия Лебедева:
«Но вернемся к основной теме: к теме о попытке завоевания политической власти не с помощью дворцового переворота, восстания, революции или даже демократических выборов, а с помощью группы прошедших игры людей. Которые становятся настолько незаменимыми в качестве советников высших политиков и (чуть позже) генераторов основных государственных идей, что постепенно сначала реальная, а потом и юридическо-политическая власть переходит к ним».

Методологи — кураторы «Русского Мiра»

В позднее советское время эту идею проводил в жизнь Георгий Петрович Щедровицкий. Причем, настолько тайно, что эта его мощнейшая пружина всей деятельности скрыта до сих пор.

В самом начале 1970-х, когда Георгий Петрович, или ГП, как его все называли, приезжал в Минск и вел там со своей ранней командой сеансы разоблачения старого мышления, он был иногда в частных разговорах откровенен. В схеме своей главный стратегический стимул всей его жизни выглядел так.

Мы через свои готовим кадры. Не кадры (тьфу, казённое партийное слово), но члены тайного масонского ордена, со своим ритуалом, уставом и секретной сверхзадачей. Идея была как раз в том, чтобы разобрать устройство социума на узлы и детали, посмотреть, как оно устроено, найти там блок управления, пути подхода к нему, проникнуть, взяться за рычаги и править в нужную сторону.

Сильной стороной СМД-методологии (Системо-Мысле-Деятельность), которую уже давно развивал Щедровицкий, была схематизация. То есть, представление любого социального устройства или процесса в виде схем, блоков, фигурок и функциональных связей между ними с помощью стрелок. Все становилось очень наглядным и понятным. Где, какой блок, кто с кем и как связан, куда нужно войти, чтобы сделать то-то и то-то.

Георгий Щедровицкий за мыследеятельностью, конец 1970-х

Организационно-деятельностные игры Щедровицкий задумал как раз под дальнейшее развитие и реализацию «интеллектуального переворота» в СССР. Пропустить через игры сотни тысяч людей и создать массовый класс своих сторонников. Это будут директора предприятий, начальники цехов, райкомы-горкомы-обкомы, судьи, преподаватели высшей школы, министерские чиновники всех рангов. Кажется, не было категории населения, которых не охватило бы «игровое движение» конца 1970-х и всех 1980-х годов.

Хотя нет, были такие категории — это армия.
А также КГБ и МВД.
Там, насколько мне известно, ОДИ не проводили. А какой же захват власти без силовиков?
Но эти системы считались Георгием Петровичем чем-то вроде исполнительных органов. Будет приказ из политических верхов, — те выполнят — и всё.

Странным образом, в советской прессе (тем более на телевидении) нигде и никогда не говорилось об этом массовом движении и вовлечении в ОДИ. Хотя оно было совершенно официальным. Ибо игры заказывались, например, руководством области или министерства, или заводом. Решение, разумеется, утверждалось также на парткомах. Бухгалтерия выделяла немалые средства. Нужно было оплатить приезд команды игротехников — это иногда человек 15-20. Всех разместить (часто в хороших гостиницах). Всем выплатить гонорары — причём немалые. Помнится, я привозил с одной игры до 1000 рублей — тех, ещё полновесных. Затем, командировать на игру (на неделю или даже больше) своих работников с сохранением содержания.

В общем, всё это нужно было взять из бюджета и проводить официально как повышение квалификации. Но при всём при том, как я уже сказал, никакого освещения в прессе. Разве что в многотиражках что-то такое проскакивало: «Успешно прошел семинар по переподготовке кадров нашего завода». Да уж, подробностями не баловали. Ибо подробности шокировали бы. Там всплывали бы ужасные детали с экологией района (были игры по экологии). Или на игре отменных результатов добивались как раз те группы, в которых в качестве моделей принималась деятельность с частной собственностью и децентрализацией, или со свободой прессы.

Игры, коих только сам Щедровицкий провел под сотню, а его ученики, которые размножались как нейтроны в атомном реакторе, многие сотни, — ни на йоту не приблизили лично ГП к вожделенной власти. Но эти игры дали совершенно неожиданный результат, как для господствующей идеологии, так и лично для ГП: они подготовили массовую поддержку горбачёвской перестройки, а потом и обвального перехода к рынку. И, что важно, как раз в среде производственников и управленцев. Они после игр вовсе не ужасались перспективе крушения принципов общественной собственности, руководящей роли партии, идеологии марксизма-ленинизма и даже в целом отмены СССР. Мысль простая: если я в процессе игры, став собственником завода, вел дело гораздо успешнее, чем в положении реального директора, подотчётного по вертикали министерским чиновникам, а по горизонтали вместе с вертикалью — партийным инстанциям, то на хрен мне они сдались? Я охотно поменяю свое кресло советского начальника на роль простого беспартийного собственника.

Ожидал ли Щедровицкий от своих игр вот такого рыночного эффекта развала СССР и перехода России к эпохе дикого первоначального накопления? Он не был большим сторонником массовых разграблений. Но зато он высоко ценил сам факт идеологии как некоего скрепляющего общество стержня. Важно только было сменить неправильную идеологию (каковая была в СССР) на правильную, которую он предлагал в играх. Она, эта идеология, чем-то напоминала учение Мухаммада, в котором главное — это формула: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — пророк его. Только у ГП не было этого ненужного удвоения на Аллаха и его пророка. Хватало и одного Щедровицкого.

Да, сам Георгий Петрович не встал во главе новой России (тут его расчёты дали осечку).

Встали совсем другие люди.

/Источник/

В дополнение: Почему методология и методологи проиграли перестройку?

Развитие и осмысленность действия

В европейском мире идея развития связана с двумя важными условиями: с признанием права человека на изменение существующего порядка вещей и с верой в возможность исторического прогресса (и неизбежность исторических изменений). Признание права на изменение существующего порядка делает необходимой критику – как критику состоявшегося мышления, так и критику наличного социального и культурного «устройства мира».

Право на критику и право на изменения в свою очередь во многом обусловили особенности мышления Нового времени, породив, с одной стороны, так называемые эмпирические науки и, с другой, особый способ философской рефлексии, с помощью которого европейский мир понимал и описывал себя; способ рефлексии, в котором сам мир мог быть идентифицирован скорее со своим возможным состоянием, чем с существующим в настоящий момент.

При этом право на критику ограничивает право на изменение (критика сдерживает изменения и производит их селекцию). Особый вопрос, который мы здесь не обсуждаем, это вопрос об основаниях такой критики. Обратим внимание, что уже здесь видна проблема, которая будет разворачиваться дальше в европейском мире. Легитимизация изменений сама по себе направлена против культуры; она ведёт к нарушениям культурных порядков и к фрагментации мира. Изменения мешают также пониманию мира как единого развивающегося целого. Право на изменение может быть уравновешено, как уже указывалось, рефлексией и критикой, если они находят свои основания. Но в мире, в котором мышление фрагментировано, трудно найти общезначимые основания для критики: они свои для каждого отдельного фрагмента мира мышления.

«Классическая» идея развития основывается на представлении об абсолюте, «едином» (у Гегеля это абсолютный дух) и на постепенном разворачивании «единого», в котором одна фаза заменяется другой более совершенной, снимающей предыдущую, то есть устраняющей присущие ей противоречия. Именно движение и разворачивание «единого» даёт основание для движения, раскрытия и проявления особенного и единичного.

Не всякое изменение называют развитием. Предполагается, что в процессе развития последующие фазы существования целого охватывают или вбирают в себя предыдущие, и, в то же время, раскрывают, углубляют их суть, вскрывают и снимают заложенные противоречия, вызывая качественные изменения. Именно такие отношения между фазами процесса называют «снятием».

Вместе с тем, этот процесс связан с прогрессом и носит ценностный характер: последующие фазы более совершенны, чем предыдущие. Тем самым развитие согласовывалось с направлением прогресса. Последующие фазы не только более «совершенны», чем предыдущие, но и сохраняют всё важное из прошлого (связь с традицией). Они расширяют возможности для дальнейшего движения – развитие приближает нас к идеалу.

Для понимания развития в классическом смысле необходимо выделить три плана развития: план «больших» естественноисторических процессов развития мыследеятельности, план предельных ценностей и план человеческой активности (действия).

Таким образом, процесс развития задает «систему координат» для осмысленного человеческого действия. Он сопрягает действия отдельных людей и групп с большими историческими процессами. Следовательно, в классических представлениях естественно–историческое (принадлежащее истории) и искусственное (принадлежащее человеческому действию) изначально пригнаны друг к другу; вопрос об их сопряжении и согласовании сводится во многом к пониманию философских идей (т.е. к пониманию движения духа, больших исторических процессов и т.п.). Тем самым идея развития обеспечивает осмысленность действий и мыслей отдельных людей и групп, их согласованность с мышлением и историей.

Классические представления о развитии были подвергнуты критике в философии XX века (вплоть до полного отказа от них). О развитии в современных философских работах почти не говорят. Критика развития, так же как и игнорирование этой темы связаны с переживанием реальности фрагментированного мира и со скептическим отношением к прогрессу.

Кризис классического понимания развития ставит под сомнение сопряжённость отдельных человеческих действий и больших исторических процессов. Однако в этом случае приходится подвергать сомнения как осмысленность любых социокультурных проектов, так и значение собственного опыта.

Г. П. Щедровицкий видел одно из основных предназначений методологии в восстановлении единства и целостности деятельности, целостности организации и обобщения человеческого опыта. Он считал, что условием этого является восстановление и сохранение единства мышления, единства интеллигибельной картины мира и ставил задачу создания таких средств мышления, которые обеспечивали бы такое единство в современном мире (тем самым, он ввел заботу о единстве мира мышления в число возможных целей человеческого действия).

Однако для восстановления единства мышления на новых основаниях необходимо совершить прорыв, разорвав «естественную жизнь» мира мышления и деятельности (показав, что его существование проблематично): именно естественная эволюция мышления и деятельности привела к ситуации фрагментированности мира. Но вначале такой прорыв взламывает и, возможно, разрушает привычные смыслы существования, разрушает имеющиеся целостности и лишь усиливает ту разобщенность и фрагментированность, с которой в интенции должен бороться.

Эти две интенции – собирания расколотого мира посредством мышления и разрыва посредством проблематизации существующего положения дел – противоположны друг другу по непосредственному результату, но методология в силу своих ценностей призвана их совместить. Именно конфигурация этих двух интенции и представляет, на наш взгляд, ядро идеи развития.

Проблематичность развития

Первый круг проблем, касающихся возможности помыслить развитие в системе взглядов Г. П. Щедровицкого, связан с выделением универсальной целостности, «единого».

В классической традиции это Мышление (Логос). Предположение о существовании единого Мышления имеет фундаментальный характер. Классические дискурсивные практики опираются именно на это предположение. Оно делает возможной рациональную дискуссию, при которой предмет обсуждения отделяется от личности говорящего. На этом предположении основано и убеждение в интеллигибильности мира.

В классической традиции особые допущения, разные в различных философских школах, делают человека сопричастным и соразмерным Логосу (Мышлению, Духу).

В методологии предельными категориями и онтологиями были мышление, деятельность, мыследеятельность.

Но эти «сущности» оказались внутренне гетерогенными, вряд ли они могут разворачиваться в простой генетической прогрессии согласно регулярному закону. И сегодня неясно, можно ли к мышлению, к деятельности или к мыследеятельности в целом применять категорию развития. У методологов нет единой точки зрения на этот вопрос. К частичным единицам мышления и деятельности категория развития – возможно, в обобщенном смысле – может быть применена, но остается неясным, как сопрягается движение этих единиц и универсума мыследеятельности в целом.

Г. П. Щедровицкий неоднократно упоминал «развивающуюся деятельность/мыследеятельность». Но, вместе с тем, в метафоре Соляриса (разумного океана, порождающего на некоторое время устойчивые «вещи»), которую Георгий Петрович, начиная с 60-х годов, использовал в своих докладах для передачи представления об универсуме деятельности, деятельность находится скорее в процессах непрерывного становления, чем развития. Возможно, что универсум мыследеятельности в целом не развивается; но внутри него протекают процессы трансформации и развития.

Следующий круг проблем связан с выделением развивающегося объекта. Если речь идёт не о вещи, а о системном объекте, то сохранение его идентичности в процессе развития должно обеспечиваться процессами его воспроизводства (восстановления, самосозидания и др.), и в принципе непонятно, как увязывать процессы воспроизводства и развития.

Неясным становится и поиск источника и механизма развития: они всегда оказываются, хотя бы частично, вне выделяемых объектов. Развитие как бы «убегает», его источник «прячется» в той части системы, которая нами не описана. При анализе развития необходимо постоянно расширять рассматриваемую систему. Но при предельном расширении системы мы приходим вновь к универсуму мыследеятельности, развитие которого находится под вопросом.

О методе познания развивающихся объектов

В Московском логическом кружке разрабатывалась логика анализа развивающихся систем (работы А. А. Зиновьева и Б. А. Грушина), опирающаяся на метод восхождения от абстрактного к конкретному, как он был реализован в «Капитале» К. Маркса. При этом понимании движение мысли (рассуждение, последовательность схем) должно было имитировать развитие системы.

Под развитием понимался процесс, связывающий последовательные (следующие друг за другом во времени) состояния одного и того же объекта.
При этом два соседних состояния должны обладать следующими свойствами:
1) каждое последующее состояние содержит качественное усложнение структуры предыдущего состояния;
2) последующее состояние обусловлено предыдущим.

Первое свойство фиксировало формальные отношения, выражающие общую идею развития как возрастания сложности, второе свойство утверждало, что объект меняется под влиянием внутреннего (имманентного) механизма. Именно последнее позволяло характеризовать такой процесс как развитие, а не как преобразование. Такое понимание развития было характерно для ММК в 50-е и 60-е годы.

Метод анализа «органических», как говорили в то время, объектов содержал следующие процедуры. Выделялась «клеточка», простейшая и генетически исходная структура «органического объекта» (клеточка выделялась по определённым правилам исходя из ставшего, наиболее развитого состояния объекта). Далее, находились закономерности развертывания этой структуры в более сложные. В конце этого движения нужно было прийти к структуре наиболее развитого состояния объекта. В первых работах сам описанный процесс имел двойную интерпретацию. Во-первых, он понимался как изображение процесса развития органического объекта, во-вторых, как чисто логический процесс вывода ставшего состояния объекта из генетически (не исторически!) исходного.

В последующем развитии этих идей на этапе содержательно-генетической логики, основанной на многоплоскостных системах знаний, появилась возможность различить (и противопоставить) процедуру формального вывода и изображение самого процесса развития объекта.

Важный шаг в этом направлении был сделан Г. П. Щедровицким: он в ряде работ отделил формальный метод вывода, названный псевдогенетическим, от объективных законов развития системы. Метод псевдогенетического восхождения и даёт основной прототип того, что я буду называть «формальным генезисом».

Представление о формальном генезисе введено здесь для следующих целей. Мы видели, что вопросы выделения границ развивающегося объекта и воссоздания (воспроизводства) его идентичности, поиска источников и механизмов развития проблематичны. С точки зрения формального генезиса можно описывать и анализировать формальные отношения между ступенями процесса, вынося за скобки все вопросы содержательной интерпретации, что позволяет в какой-то мере абстрагироваться от этих проблем. Тем самым, представления о формальном генезисе не онтологизируются: его не обязательно интерпретировать как подлинный процесс развития чего бы то ни было.

Таким образом, формально описанный процесс допускает множество разных содержательных интерпретаций, которые можно потом оценивать с точки зрения соответствия принципам развития. И, наоборот, имея некоторое описание процесса (развития, эволюции…), мы можем превратить его в формальную схему, а потом поискать для неё (схемы) другие содержательные интерпретации.

Общей чертой схем формального генезиса является такое отношение между фазами, при котором последующая ступень содержит в себе предыдущую, дифференцируя, конкретизируя и уточняя её.

Обратим внимание на следующие важные особенности онтологизированных (т.е интерпретированных как описание реального процесса) схем формального генезиса.

Во-первых, временной процесс на каждом шаге сворачивается в одномоментное пространственное состояние, в структуру очередной ступени. Тем самым вопрос кумуляции опыта решается автоматически. Если трактовать формальный генезис как развитие знания (о неизменном объекте), то оно оказывается автоматически конфигурированным на каждом шаге: предыдущие описания включаются в последующие. Если же трактовать формальный генезис как процесс развития познающего субъекта, то принципы развития, которые назывались вначале работы, оказываются выполненными. Иными словами, онтологизация схем формального генезиса соответствует классической категории развития.

Существенное дополнение – искусственное введение разрывов структуры и последующее её разворачивание. Разрывы структуры деятельности являются аналогом антиномий в представлениях содержательно-генетической логики. Разрывы можно трактовать как формально, так и содержательно, т.е. как невозможность осуществлять процесс деятельности прежними средствами в новых условиях. Семиотические элементы вводятся как «клей», связывающий разорванную структуру деятельности воедино. При содержательной интерпретации разворачивание деятельности ведёт к большей её гибкости и к охвату и координации организованностей на расширяющихся пространственных и временных масштабах.

Рассматривая эволюцию представлений о прогрессе, Г. П. Щедровицкий в работе 1975г. «Проблема исторического развития мышления» обратил внимание, что эти представления меняли объект, к которому относились: зародивших в одной действительности, они затем интерпретировались на другие. По-видимому, это не случайное историческое обстоятельство.

Понятие развития, как и прогресса, не могут принадлежать одной действительности: они должны связывать разные слои интерпретации.

Схемы формального генезиса облегчают подобные переинтерпретации и связи. В силу этого они помогают проводить распредмечивание представлений, связанных с развитием, и переносить его на другой материал.

Первая концепция развития

Всякий процесс деятельности ребенка, как мы это подробно разбирали, происходит в определенной системе внешних условий, или, как мы говорим, в определенной ситуации. При этом процесс деятельности, с одной стороны, ‘сталкивается’ с элементами этой ситуации, а с другой – создает саму ситуацию как целое, структурирует ее. Между элементами ситуации и деятельностью ребенка может быть двоякое отношение. В одних случаях они ‘подходят’ к деятельности и легко организуются процессом; тогда мы можем говорить о соответствии условий и процесса деятельности, или о равновесии ситуации и деятельности. В других случаях существует несоответствие между условиями и процессом деятельности: объектов может оказаться слишком мало или, наоборот, слишком много, сами объекты могут ‘сопротивляться’ включению их в данный процесс и т. п.

Левый ряд на схемах представляет условия и процессы деятельности, а также освоенные содержания, правый ряд представляет способности.

Согласно схеме, в условиях, задаваемых извне, ребенок строит процесс деятельности на основе сформированных у него к этому времени психических функций и способностей. Ребенок находится в ситуации, заданной извне инстанциями, которые проектируют и строят процесс обучения (для краткости эти инстанции буду далее называть «обучающим»). В результате ребенок приобретает новые способности/психические функции, которые позволят ему строить новые процессы деятельности.

Результат анализа, проведенного в рассматриваемой работе, можно подытожить следующим образом: ни способности, ни психические функции, ни процессы деятельности, ни внешние задаваемые условия деятельности нельзя рассматривать как развивающиеся, поскольку между перечисленными образованиями отсутствуют прямые связи, то есть, нет прямого перехода от способностей к способностям; от процессов деятельности к процессам деятельности, от одних внешне задаваемых условий деятельности к другим.

Более того, механизм всего движения находится за рамками приведенных схем и определяется задаваемыми условиями (они изображены дугами, от которых идут стрелки к процессам деятельности). Ни в левой части, ни в правой части схемы нет имманентных механизмов развития; то есть третий критерий развития не выполняется.

В указанной работе Г. П. Щедровицкий приходит к следующему выводу: «Развитием в собственном смысле слова обладает только вся система обучения людей, включая все научно-педагогическое обслуживание». Он специально подчеркивает, что в эту систему включаются как знания, необходимые для организации обучения и воспитания, так и сами обучаемые, движущиеся внутри неё. Этот вывод не вызывает возражений. Но к столь сложной и разнородной системе, как образование в целом, по-видимому, едва ли возможно применить приведенные выше описания процесса развития.

Рассматривая соотношение формирования и развития, следует учитывать четыре момента:

· характер всего общества,

· позицию, с которой смотрят на происходящие процессы,

· структурированность и целенаправленность внешних формирующих воздействий,

· особенности рефлексивного взаимодействия позиций обучающего и обучаемого, т.е. внешней и внутренней позиций.

В стационарном воспроизводящем себя обществе обсуждение развития ребенка излишне. Но его нужно обсуждать в обществе, культивирующем ценности развития.

«Сформированный» – человек должен включаться в развивающиеся системы деятельности, поддерживать и обеспечивать их существование, то есть быть готовым самоопределяться в рамке развития, быть «активным залогом» развивающихся сфер.

В рамках обсуждаемой модели это означает, что обучаемый сам, без целенаправленного внешнего вмешательства в состоянии строить для себя неравновесные ситуации, «разрывать» собственную деятельность. При этом весь процесс должен сохранить направленность, не становясь хаотичным. Это возможно за счет изменения характера рефлексии обучаемого и за счёт изменений его отношений с обучающей инстанцией – они должны приближаться к сотрудничеству и коммуникации. При этом весь изображенный на схеме ряд формирования-развития меняет смысл. Он не может быть реализацией проекта, не может иметь внешнего спроектированного источника. Полное рефлексивное поглощение по мере движения постепенно заменяется коммуникацией и партнерством. Отношения (снятия, развития и т. д.) между членами ряда становятся важнее достижения заранее намеченного состояния. Весь процесс уже не может, как в случае формирования, быть спроектирован с самого начала. Если в технологии формирования речь должна идти об устранении ошибок в проектировании и реализации, то в случае развития речь будет идти о совместном решении возникающих проблем.

Понимание развития в методологии изменилось при возникновении в 70-х годах прошлого века программной идеологии.

Вторая концепция развития

Вторая концепция появилась в конце 70-х годов. Ее подробное обсуждение с точки зрения управления содержится в лекциях Г. П. Щедровицкого.

Схема содержит три подпространства (орта): подпространство прошлого, (левый орт), подпространство настоящего (верхний орт) и подпространство будущего (правый орт).

Процесс перехода между ситуациями прошлого и будущего может протекать как непосредственно (естественная эволюция обозначается нижней стрелкой), так и через третье подпространство. Естественная эволюция есть перетекание элементов одной ситуации в другую, а преобразование, проходящее через третье подпространство, – искусственный, управляемый процесс.

В схеме шага развития принципиально наличие подпространства настоящего. Оно находится в отношении рефлексии к подпространствам прошлого и будущего. Основное значение для выхода в подпространство настоящего имеет самоопределение, связанное с идеями развития.

Третье подпространство задается позицией, конституирующей всю схему. Выход в эту позицию содержит в себе несколько важных моментов.

1). Искусственный разрыв «ткани» мира мышления и деятельности, (на схеме изображается вертикальной чертой, разделяющей «прошлое» и «будущее»), который связан с пониманием существующего положения дел как проблемного. С его появлением возникает подпространство настоящего как свободный промежуток между прошлым и будущим. Создание такого разрыва есть важнейший момент самоопределения в рамках развития: возникают ли разрывы естественно, или задаются внешней инстанцией.
2). Разделение мира на его прошлое и будущее состояния. Будущее состояние мира в рамках одного отношения соединяет несколько модальностей: должного, ценностного, возможного и реального.
3). Согласование естественной эволюции мира и его искусственного преобразования, в контексте данной идеи необходимое для перехода в будущее состояние.

Именно задание будущего как способа самоопределения характерно для схемы шага развития. Развитие в ней начинается с определённого отношения и обусловленного им взгляда на мир.

Развитие включает в себя не только разрывы, создаваемые инновациями, но и новое соединение разделённых фрагментов, осмысливание процессов изменений, а также, что наиболее существенно, ассимиляцию инноваций в новые структуры мыследеятельности. Новые события и процессы может сделать осмысленными специально организованная коммуникация. При этом инновации отражаются и осваиваются существующими или вновь создаваемыми социальными институтами, существующими или вновь возникающими сферами деятельности.

Поскольку историческая целостность мышления и деятельности может вызывать сомнения, можно усомниться и в преемственности внутри самих концепций развития. Но я не вижу возможности отказаться от согласования этих концепций, не отказываясь одновременно от самого понятия развития. В противном случае следовало бы обсуждать становление, проектирование, инновации и др. как самостоятельные сущности, не охваченные общей рамкой развития.

Обратим внимание на то, что на схеме выделяются области действующего (верхнее подпространство) и подвергающегося воздействию (два нижних подпространства) начал. Следовательно, оба «залога» развития – активный и пассивный – следует считать аспектами единого движения.

Каким образом и из какой позиции система может воссоздавать сама себя после шага развития? Какие условия для этого необходимы?

Насколько мне известно, в методологии сегодня нет общепринятого ответа на эти вопросы. В качестве предварительной гипотезы можно предположить, что единство объекта конституируется воссозданием/воспроизводством как активного, так и страдательного аспекта развития.

Это означает, что процесс развития должен охватывать и координировать все остальные процессы, т.е. быть рамочным.

Понимание развития должно быть рекурсивным, т.е. развитие должно быть таким, чтобы допускать дальнейшее развитие. Можно представить себе более сложный вариант рекурсии, при котором принципы развития пересматриваются после каждого шага. В этом случае сами принципы развития должны меняться. Новые принципы ретроспективно охватывают прошлое и вбирают в себя прежние идеи развития.

Если не бояться неуклюжих выражений, можно сказать, что сами принципы развития развиваются.

Иными словами, идея развития – возможно, после модификации – вновь должна быть применена к тому, что реализовано на предыдущем шаге. В повторении цикла и состоит рекурсивность. Она означает сохранение возможности повторно применить некоторые абстрактные принципы развития к новой ситуации, а сама ситуация на следующем шаге развития должна допускать реализацию идеи развития.

Повторное применение является воспроизводством условий, необходимых для дальнейшего развития. Эта абстрактная, но, с моей точки зрения, осмысленная формулировка накладывает ограничения на объект: воспроизводиться должны те характеристики, которые делают его пригодным к дальнейшему развитию.

Схема (первой концепции) акцентирует внимание на искусственном разрыве непрерывности при развитии и ставит проблему согласования естественных и искусственных процессов. Представление будущего в ней содержит произвол и позволяет накладывать дополнительные требования так, чтобы переход к будущему соответствовал некоторым формальным характеристикам.
С другой стороны, аналитическое понимание развития может и должно меняться в соответствии с развивающей практикой (вторая концепция). Только при таком циклическом использовании обоих концепций возможно целостное представление развития.

Итак, способ совмещения двух противоположных процессов мыследеятельности – собирания фрагментированного мира и образования в нем разрывов – выражает, на наш взгляд, собственно методологическую идею развития. Понимание развития менялось в зависимости от акцента на первом или втором, но два движения, стоящие за этими интенциями – разрыв и собирание – должны образовывать цикл в развитии.