Я взял паузу от Украины — она меня достала так, что, против воли и здравого смысла, становлюсь сторонником примнения по ней ядерного оружия, чтобы после взрыва эмоций, который обязательно последует за взрывами ядерными, тема бы ушла с повестки дня.
Но, шутки в сторону, правда нужен небольшой детокс от Свидомитии.
Я тут простудился (в мае!) и борясь с температурой (ещё борюсь с температурой и прочими раздражителями гадкой простуды) принялся читать колоссальную по размерам, пугающую по объему четырехтомную Историю русской этнографии.
Почему? Я сам не знаю очень многого и пытаюсь разобраться. Так как советские источники не представляют собой никакого интереса, из-за содержащейся в них идеологической отравы, то единственный способ докопаться до правды это идти за большевистское, точнее, будем честными, за оно-самое-на-букву-ж-большевистское иго. То есть, точно за 1917 год. И вот у нас Истории русской этнографии, 1890-1892 годов издания, под редакцией Александра Николаевича Пыпина.
Читать — почти 2000 страниц впереди — огромный труд (и я могу только сочувствовать автору, потому что труд автора и составителя колоссален)
Пыпин «левых» или, на американский манер бы сказали, «прогрессивных» взглядов, близкий родственник Чернышевского и, подозреваю, связан с революционерами.
Пыпин также достаточный западник. В принципе, я тоже западник. С удивлением и удовольствием прочитал у него в первом томе описания народных преданий и народного образа Петра (Петра I) — образы исключительно положительные.
Говоря о народе он пытается создать картину раздробленности, и ищет разницу там, где её нет или она несущественна. Но это объяснимо для этнографа. Если бы все были одинаковые, то этнографу нечего было бы делать. Его занятие изучать «разницы».
Читать интересно, хотя, повторюсь, я с ужасом смотрю на объем предстоящего чтения. Читать в добольшевистской орфографии всегда приятнее. Что дополнительный плюс, дополнительное удовольствие.
Читать особенно интересно, а это главная причина, потому что автор самого большого труда по русской этнографии сам задает вопросы, «что есть русский народ», и «что такое народ?» Мы всё ещё задаемся теми же вопросами. Слова националист ещё не придумали (я его обнаружил в 1927 году в сочетании «русский националист», уже сильно за большевиков, в эпоху молодого сталинизма и в большевистском контексте), но у Пыпина есть такие понятия как «национальное чувство» и, да, существует уже «национальный вопрос» — в 1890 году.
Народность у Пынина, это часть народа, нечто меньшее чем сам народ. Это ветвь или племя.
Труд по этнографии России, разбит на четыре тома
- История этнографических исследований в России, русский народ и русские народности
- Продолжение первого тома и Этнографии Великороссии
- Этнография Малороссии
- Этнография Белоруссии и Сибири (я начал с конца и с самого начала, не дошёл пока не до Великороссии не до Малороссии)
Человек западных, либеральных убеждений видит положение следующим образом. И это мои первые выводы. И то как он видит «картину» в 1890 году, притом стараясь найти отличия, очень важно для противодействия внешнему врагу, который утверждает обратное от того, что 100 лет назад было совершенно очевидным даже левому учебному.
Первое — существует единый русский народ, он это не только оспаривает, а подтверждает, как этнограф, снова и снова, и у него его три ветви, которые Пынин зовет племенами внутри народа, великорусская, белорусская и малорусская (не малороссийская).
Пынин утверждает, почти как аксиому, что только великорусское племя есть государствообразующее — как он пишет цитирую великорусское племя — «зерно и господствующую народность русскаго государства». То есть, ассимилироваться иностранец может только в нём. И стать русским. Мусульманин и еврей, некрещенных еврей, не могут быть русскими. Путь в русскость только через великорусскость. Остальное фольклор.
Второе, для меня интересное утверждение, что великорусская и белорусские ветви русского племени близки до уровня слияния, но малорусская удалено от них на равное расстояние.
Пынин пишет, что «недавно» считалось, что белорусской ветви вообще нет, что это часть великорусской народности, но по его мнению эта третья ветвь существует хоть неоспоримо, что Белоруссия является Россией, а белорусы это обычные русские.
До малорусской этнографии в третьем томе я ещё не дошёл.
Цитирую из четвертого тома, о Белоруссии
Доказывалось не только то, что край этотъ — русскій, но что западно- русская или бѣлорусская народность даже не существуетъ: до такой степени она составляетъ то же единое русское племя безъ всякаго отличія отъ его коренной массы, что „Бѣлоруссія“ есть,
только географическій терминъ.
На этомъ основаніи не было бы надобности выдѣлять бѣлорусскую народность и подвергать ее спеціальному изученію; между тѣмъ это дѣлалось давно и дѣлается до сихъ поръ. Въ чемъ же дѣло? Что бѣлорусское племя, по своему происхожденію и по основнымъ чертамъ своего этническаго характера, принадлежитъ къ общему русскому цѣлому, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія: въ послѣднее время, наблюденія надъ языкомъ и бытомъ убѣждаютъ, что вѣтвь
бѣлорусская находится въ ближайшемъ родствѣ именно съ велико русскою отраслью, въ противоположность отрасли малорусской, болѣе отдаленной отъ обѣихъ, — но сказать, что нѣтъ никакихъ этнографическихъ отличій бѣлорусскаго племени, значитъ отказаться отъ
изслѣдованія.